— Там у них тепло, — добавил он.
Смысл этих слов Хомма понял позже, когда в начале десятого, схлопотав по лицу грубой верёвочной занавеской норэн, висящей над входом, Тамоцу вошёл в закусочную. С ним была молодая женщина. Поверх свитера с высоким воротом она надела свободный трикотажный сарафан, но этим уже ничего нельзя было скрыть. Шестой месяц беременности или около того.
— Моя жена Икуми, — кивнул молодой человек и опустился на татами.
Для жены он положил одну на другую две тонкие подушки для сидения. Это было место рядом с обогревателем, да ещё такое, чтобы спиной можно было привалиться к стене.
— Приятно познакомиться, — произнесла Икуми и плавно опустилась на татами, согнув колени вбок. Она контролировала все свои движения, и всё же от неё веяло уверенностью и покоем.
— Первенец?
Она улыбнулась — в уголках больших и весьма привлекательных глаз собрались морщинки.
— Уже второй. А муж столько шума из этого делает!
— Так ведь Таро ты чуть не родила раньше времени. Разве нет?
Видимо, Тамоцу смутился, оттого и высказался без обиняков.
— Значит, старший у вас Таро? И сколько же ему?
— Только-только год исполнился. Хлопот пока что хватает.
Весь в испарине, явился хозяин, — запросто перебрасываясь с Тамоцу шутками, он принял заказ и удалился, задвинув перегородку, отделявшую зальчик от остального помещения.
— Табачный дым — яд.
Поскольку было ясно, что он вскоре вернётся с заказанными блюдами, разговор на некоторое время завязался нейтральный, на всякие житейские темы:
— Вы, Хомма-сан, в Уцуномии в первый раз?
— Да, по работе раньше не приходилось…
— А на экскурсию сюда не приезжают, токийцы уж точно, — засмеялась Икуми.
— Я был удивлён тем, что здесь теперь всё как в большом городе.
— Это всё благодаря экспрессу «Синкансэн».
— Приезжие всё равно иногда спрашивают: «А где тут у вас замок с опускающимся потолком?». Но это же только легенда.
Тамоцу рассказал, что после окончания школы сразу качал работать у отца:
— Мне всегда нравилось с машинами возиться.
С Сёко Сэкинэ они вместе ходили в детский сад, и в начальную школу, и в среднюю. В старших классах они вместе не учились, потому что он пошёл в техникум, а если бы был в обычной школе, как Сёко, то опять они оказались бы рядом.
Иногда они попадали в один класс, иногда учились в параллельных. Но это и не важно, ведь жили-то рядом, а вечером ходили заниматься на одни и те же подготовительные курсы, и Сёко была его «самым надёжным другом из всех знакомых девчонок». Эти последние слова он произнёс, покосившись на жену.
У Икуми девичья фамилия была Осуги, и родилась она тоже в Уцуномии, но с Тамоцу и Сёко не училась, ходила в другие школы. После того как она закончила в Токио краткосрочный институт, пять лет проработала в столичном деловом районе Маруноути в качестве офисной барышни. А в родной город вернулась потому, что уговорили родители, которым стало одиноко после отъезда старшего брата — раньше он жил с ними вместе, а тут его по работе перевели в Иокогаму.
— Мне и самой к тому времени надоело жить одной, да и цены в Токио уж очень высокие.
— Когда женщине исполняется двадцать пять, ей и на работе становится несладко.
На реплику Тамоцу, который всего лишь её поддразнивал, Икуми ответила на удивление серьёзно и с жаром:
— Верно-верно, так и есть! Действительно бывало тошно.
Та, прежняя Икуми Осуги, что жила одна в Токио и работала в офисе одной из фирм, вряд ли стала бы откровенничать. Со смехом отбивалась бы от подначек: «Вот противный, злюка!» А может, без тени грусти протянула бы: «Да-а, так одино-око..»
— Это только говорится, что я работала в Маруноути, но наша фирма вовсе не была крупной, поэтому и зарплата, и премиальные были так себе. Никаких тебе богатых профсоюзных экскурсий, зарплата росла лишь до известного потолка, а всё, что платили за переработки, уходило на налоги. Я на себе поняла, что, если фирма небольшая, ждать нечего. Да ещё и отношение к тебе со временем становится всё более прохладным. Я не вытерпела.
Что ж, такое часто можно услышать. Хомма попробовал возразить:
— Ну, зарплата зарплатой, а то, что женщинам с годами становится на службе всё неуютнее, одинаково во всех фирмах, хоть в больших, хоть в средних, хоть в маленьких. Разве что повезёт с местом работы.
— Неужели?
И всё же проблемы возраста уже в двадцать пять лет — это чересчур. Когда Хомма высказал своё мнение, Икуми рассмеялась:
— Женщины-полицейские, учителя и вообще женщины с профессией — это дело другое, но среди обычных офисных барышень всегда имеет преимущество та, что помоложе, пусть всего на год. А двадцать пять лет — это уже крайний возраст. Хоть и говорят по телевизору, что у женщин теперь весна длится до тридцати лет, всё это враньё. Даже к девушке, которой двадцать один год, начинают относиться как к какой-то «устаревшей», если в фирму пришла двадцатилетняя.
— А работа хоть интересная была у вас?
Икуми задумалась, отхлебнула из большой керамической чашки китайский чай «У-Лон», а потом медленно проговорила:
— Интересная. Если сейчас об этом вспоминать.
Теперь у неё есть муж, есть ребёнок, есть дом. Если оглянуться на прошлое отсюда — тогда конечно.
— Расскажу вам забавный случай, — начала Икуми. — Случилось это с полгода назад. Вдруг позвонила мне одна девушка из фирмы в Маруноути. Мы никогда особенно с ней не дружили, просто в одном отделе работали. И вдруг — звонок, в дом родителей. Был тот редкий день (это действительно очень редко бывает), когда я осталась у них на ночь вместе с Таро, поэтому я сразу сама взяла трубку.