— Ладно, я согласен! А вы кто?
Коротышка ответил всё с тем же воодушевлением:
— Кто я? Да ведь я — Акэти Когоро!
Ребятишки стали переглядываться.
Хомма, который видел оратора только со спины, хоть и предполагал с самого начала, как зовут коротышку, лишь при звуках этого голоса удостоверился окончательно. Он прибавил шагу, намереваясь проскочить мимо незамеченным.
А ребятня в этот момент, как и следовало ожидать, недоумевала:
— Как это — Акэти Когоро?
— Да, знаменитый сыщик. Разве вы не знаете? Эх вы!
— Мы знаем! Только, дяденька, вы же не он…
Из ребячьей толпы послышался ропот:
— Конечно не он!
Потом раздались отдельные смешки, причём довольно язвительные, ну а через минуту — дружный хохот. Следом за детьми прыснули и мамаши. Скоро они уже тряслись от смеха, прикрывая рот ладошками.
Коротышка, сознавая, что ситуация не в его пользу, снова возвысил голос:
— Ну, на этот раз я вас прощаю, думайте что хотите. А поиски будем вести так, как я вам говорил. Обязанности распределены. Всем понятно? Действуйте!
Стоило коротышке хлопнуть в ладоши, как дети мигом разбежались, — похоже, что их и понукать было не нужно.
Хомме оставалось сделать всего несколько шагов, чтобы завернуть за угол девятого корпуса. И тут его окликнули.
Хомма не оглянулся и даже не замедлил шага. Но вот беда — как он ни спешил, левая нога хромала и подвела-таки его. Коротышка догнал Хомму:
— Ты что же это? Идёт себе, будто мы не знакомы…
Хомма обернулся и замахал обеими руками:
— Нет-нет, мы не знакомы! Я тебя не знаю. Посторонний человек…
— Ну вот ещё!
Садао Икари с радостным хохотом как ни в чём не бывало пошёл рядышком, плечом к плечу. Стараясь подладиться под ковыляющую походку своего спутника, Икари осведомился:
— Кажется, ходим всё ещё с трудом, да?
— Ах какие мы заботливые!
— Может, я могу что-нибудь вместо тебя… Если надо, я с радостью, честно.
— Отстань.
В конце концов Хомма тоже расхохотался:
— Ты что это там делал?
Икари расправил плечи:
— Руководил следствием, я же всё-таки профессионал. Собрал юных сыщиков и обучал их.
— А что ищете?
— Да пса, собаку. Потерялась…
Хомма так и застыл:
— Это ты про Склероза?
На лице Икари отразилось удивление — откуда Хомма всё знает?
— Точно. Ну и имечко вы дали псу! Не потому ли он сбежал?..
Стало быть, Склероз так и не вернулся.
— Сатору мне говорил, что пёс потерялся. Уж очень привязчивая собака, а соображает плохо… Наверное, кто-нибудь увёл.
— Хоть бы уж не под машину попал, — тихо пробормотал Икари.
Он любил животных. Хомма знал, что когда-то он всем крысам на чердаке своего дома дал имена. Мог даже различать их на слух, по топоту лапок. Уставится, бывало, в потолок, сидя по-турецки у себя на постели, и вдруг заявит: «Это Кристина. С Аланом. Но он ей совсем не нравится». Хомма порой даже беспокоился, в порядке ли приятель.
Когда они добрели до холла и лифта, Хомма наконец перевёл дух.
— А кто тебе сказал про Склероза?
— Сатору сказал. — Икари относился к мальчику как к собственному сыну и звал его запросто, не прибавляя к имени вежливые суффиксы «сан» или «тян».
Сатору тоже привязался к нему и не возражал, только иногда говорил: «Каждый раз, когда дядя Икари меня окликает, мне кажется, что он сердится», — такой уж был у Икари авторитетный голос.
— Я к тебе за тридевять земель притащился, а ты где-то ходишь… Ну а Сатору как раз шептался с товарищем, как им организовать поиски пса. Я и решил поделиться опытом.
— Так ведь среди детей на площадке вроде бы не было Сатору?
Ноздри крошечного носа Икари широко раздулись.
— На «молодого Кобаяси» возложена особая миссия. Вместе с вашим домоправителем Исакой и Каттяном он послан на Санитарно-эпидемиологическую станцию — на случай, если пса отвели в приёмник для бродячих.
Икари всегда ходил в одном и том же костюме. Вообще-то, у него было три пиджака одинакового цвета и покроя, из одной и той же ткани, он их носил по очереди. Но люди посторонние думали, что он в буквальном смысле «ходит в одном и том же». Вот и сейчас он распахнул полы своего излюбленного блёкло-коричневого костюма и артистическим жестом извлёк большой конверт из жёлтого пергамента:
— Вот, извольте. Всё, что требовалось.
Когда они вошли в квартиру, в гостиной ещё ощущалось тепло от давно уже выключенного обогревателя. Икари, не спрашивая разрешения, по-свойски направился в другой конец коридора, в комнату с буддийским алтарём — зажечь курения для Тидзуко. Хомма в это время перебирал содержимое конверта. Там была копия посемейного реестра Сёко Сэкинэ, хранившегося в городе Уцуномия, а также трудовая книжка.
Похоже, обошлось без нагоняя от начальства, и Хомма мог особо не извиняться перед Икари за хлопоты с этими бумагами.
— Спасибо, выручил!
— Тидзуко-тян, твой муж опять ввязался во что-то подозрительное, — отозвался Икари, не отходя от алтаря, перед которым стоял сложив руки и слушая звон молитвенного гонга.
Икари и Тидзуко были дружны с детства, вместе учились в начальной школе. Именно он познакомил с ней Хомму, когда оба ещё были курсантами Полицейской академии. Икари потом признался, что познакомил их нарочно: «Мне она была как сестрёнка, нельзя же было допустить, чтобы она вышла замуж за случайного человека…»
На это ему, конечно, возражали: мол, что же сам не женился? А он очень серьёзно отвечал, что они с Тидзуко были «чересчур близкие люди» и что «на близких не женятся».