Воздаянием за гордыню (стоял в электричке!) стала истинная пытка, которую ему учинил спуск с перрона по лестнице. Видно, от станции метро до дома ему всё-таки придётся добираться на такси. Глупо, конечно, получилось, но сейчас Хомме было не до смеха. Малейшая неосторожность — и его зонтик заскользит по мокрой мостовой, а за зонтиком и сам Хомма.
От стоянки такси до парка Мидзумото, где расположены корпуса муниципального жилья, на машине не больше пяти минут. Когда они проезжали мимо водоёма, Хомма увидел мужчину, который, несмотря на мороз, удил рыбу, — он был тепло одет, в стёганом жилете. Хомма вдруг ощутил себя страшно постаревшим.
Он поднялся на лифте на третий этаж, вышел на опоясывающую этаж открытую галерею и сразу же увидел Сатору, стоявшего в дверях их квартиры, которая находилась в восточном крыле дома. Наверное, сын заметил из окна, как подъехало такси Хоммы.
— Что-то ты сегодня поздно, — сказал Сатору и подошёл ближе, чтобы дать Хомме руку.
Тот отстранился:
— Ничего, я сам.
Сыну Хоммы было всего десять лет, он слишком мал для того, чтобы помогать отцу ходить. Если Хомма упадёт, то оба они покалечатся. Но Сатору всё же не отходил от отца, раскинув руки в готовности подхватить его, если тот начнёт падать.
Тут на помощь Сатору выбежал Цунэо Исака и взялся придерживать дверь. Хомме оставалось только усмехнуться тому, как дружно все его встречают.
— Устали, небось? — сказал Исака. — Дождь ведь начался, а вас всё нет! Я уж заволновался… А почему зонтик не открыт?
— Так в нём же дырка! — ответил Хомма, который и в комнату входил, всё так же опираясь на свой зонт. — Старьё! Никуда не годится! Только как трость его и можно использовать.
— А, ну тогда…
Исака подставил Хомме плечо. Это был маленький упитанный старичок с сединой в волосах; передник был ему к лицу.
— Зачем я буду тратиться и покупать трость? Всё равно она уже скоро будет мне не нужна.
— И то верно.
Во всём доме благоухало чем-то сладким. Так явно не подобало пахнуть трёхкомнатной «чисто мужской» квартире. Видно, Исака надумал варить сладкую бражку амадзакэ. Перед тем как переодеться, Хомма, прислонившись к стене, обернулся к Сатору:
— Что новенького?
Эта фраза в их семье была вместо приветствия. Ещё когда Хомма с Тидзуко только-только поженились, звоня домой или встретившись наконец с супругой после череды поздних возвращений и ночёвок вне дома, Хомма всегда спрашивал: «Что новенького?» Три года тому назад Тидзуко погибла, и теперь, когда Хомма с Сатору остались одни, Хомма задаёт всё тот же вопрос, но уже сыну: «Что новенького?»
До сих пор ответ всегда бывал один и тот же: «Да так, ничего особенного». Но не сегодня.
— Есть кое-что.
Машинально Хомма обернулся не к сыну, а к Исаке. Но продолжил всё-таки Сатору:
— Нам сегодня звонили. Тот наш родственник, дяденька Курисака.
Дяденька Курисака? Сначала Хомма не понял, о ком идёт речь. Сатору, видно, заметил это и добавил:
— Ну, тот, который работает в банке.
Семья Курисака — это родственники умершей Тидзуко. Хомме пришлось перебрать немало лиц и имён, прежде чем он всё-таки догадался, кто же им звонил.
— А, ясно. Это, наверное, был Кадзуя?
— Да-да. Тот, высокий.
— Надо же, ты его вспомнил! Только услышал голос — и сразу понял, кто это говорит?
Сатору отрицательно замотал головой:
— Сначала я только сделал вид, что знаю, с кем разговариваю, а потом и правда догадался.
Услышав это, Исака рассмеялся.
— Во сколько же он позвонил?
— Примерно час назад.
— И что ему нужно?
— Говорил, что мне он не может сказать. Спросил, будешь ли ты дома сегодня вечером. Обещал зайти. Дело, говорит, у него важное.
— Сегодня?
— Да.
— Любопытно…
Исака покачал головой.
— Я сам с ним не разговаривал, но он, похоже, очень спешил. Правда? — обратился он к Сатору.
На этот раз мальчик утвердительно промычал, добавив:
— У него кончилась телефонная карточка. Но он перезвонил снова. Он и правда очень торопился — так быстро говорил!
— Надо же… Случаются в жизни странности! Ну, что теперь поделаешь, раз уж он обещал к нам зайти… Будем ждать.
Когда Хомма, переодевшись, вернулся на кухню, сын уже собрался куда-то идти, захватив с собой поднос, на котором стояли две чашки, наполненные горячей бражкой амадзакэ. При виде отца Сатору ответил, не дожидаясь, пока его спросят:
— Схожу к Каттяну…
«Ну, это сколько угодно, — подумал Хомма, — только вот…»
— Думаешь, ему понравится амадзакэ?
— Говорит, что он ни разу не пробовал…
Каттян — это одноклассник Сатору, с пятого этажа. Родители у него оба работают, всё время заняты, вот мальчишка и сидит целыми днями один.
— Смотри в лифте не споткнись, потом ведь убирать за тобой придётся.
— Да знаю я!
Наконец-то Сатору ушёл, и теперь, садясь на стул, Хомма мог не стесняясь кривить лицо от боли. Исака поставил перед ним чашку горячей амадзакэ:
— Вам сейчас лучше не утруждать себя.
— А вот инструктор по лечебной физкультуре всё время требует от меня невозможного.
— Строгий попался, да?
— Профессия садистская, скажем так.
Исака снова рассмеялся, и его круглое лицо расплылось в улыбке.
— Будем считать, что это вы накапливаете жизненный опыт.
Его улыбка отражалась в сверкавшей поверхности стола. Круги от посуды, как и кофейные пятна на скатерти домовитый Исака считал чем-то скверным, порочащим достоинство хозяев.