Прямо там, куда их привезли, отца силой заставили подписать очередной контракт на заём с высочайшими процентами. Затем было решено, что он будет работать на своего кредитора под присмотром его людей. Мать увезли в Фукусиму и определили в фирму, поставляющую девушек для эскорта, принадлежавшую всё той же бандитской группировке. В действительности это была сутенёрская контора. Почти год мать Кёко содержали под строжайшим надзором и заставляли работать, пока ей не удалось бежать оттуда.
— Кредиторы долго выпытывали у родителей Кёко, где она прячется. Но они упорно отвечали, что не знают, и уберегли-таки дочь. Мать не возвращалась, и Кёко, конечно, быстро поняла: что-то произошло. Она сразу же покинула их квартиру в Нагое и бросила работу. Дальше она действовала по плану, который у них с матерью был разработан на такой случай. Кёко отправляла письма «До востребования» на один из почтамтов Токио и ждала ответа. Когда матери удалось бежать, связь возобновилась и через некоторое время они с Кёко встретились в центре Нагои.
Кёко рассказывала Курате, что нашла мать очень переменившейся.
— Она говорила, что как ни жестоко такое сравнение но мать выглядела как опустевший дом с застоявшимися внутри канализационными отходами. Якобы мать сама так говорила о себе.
Вскоре после возвращения мать заболела гриппом и умерла от осложнения — воспаления лёгких. Это случилось осенью 1986 года. После их ночного побега прошло уже три с половиной года, Кёко Синдзё исполнилось двадцать лет.
— Связаться с отцом никак не удавалось, да и где он находится, тоже было непонятно. Поэтому хоронить мать Кёко пришлось одной. Она рассказывала, что пепел, который она собрала после кремации, показался ей на удивление лёгким.
Вскоре после похорон Кёко решила уехать из Нагои и увезти с собой прах матери. Она нашла объявление одной маленькой гостиницы в Исэ, где требовалась официантка с проживанием по месту работы. Об отце ей оставалось только молиться, чтобы он был жив. Но на всякий случай она отправила ему письмо всё на тот же токийский почтамт.
Попытка стоила того: спустя полгода отец ей позвонил. То ли ему удалось бежать, то ли он так ослабел, что стал не нужен, — неизвестно. Как бы там ни было, он оказался на свободе. Только вот голос у него был тусклый и безжизненный, он лишь отвечал на вопросы, которые ему задавала Кёко, и только. Она предложила и ему тоже перебраться в Исэ, но он не захотел. Отец Кёко к тому времени, наверное, утратил уже всякую волю к жизни. Вряд ли у него оставались силы, чтобы вместе с дочерью начать новую жизнь, так мне кажется… Мужчины ведь очень ранимые! Они гораздо слабее женщин.
Курата, с серьёзным видом разглагольствующий о таких вещах, показался Хомме похожим на умудрённого чужими рассказами школьника.
— Когда они разговаривали в последний раз, отец сам ей позвонил, но сказал, что звонит издалека, а это дорого, поэтому он очень быстро повесил трубку.
Парень вытер рот тыльной стороной левой руки, на которой виднелось обручальное кольцо, и продолжил:
— Кёко его тогда спросила, где он живёт, а он что-то такое ответил… Сейчас уже не помню, что именно. Помню, Кёко говорила, что, когда это услышала, ей стало очень больно.
Тут он замолчал, отодвинул тарелочку со сладостями, к которым так и не притронулся, и достал из кармана пачку сигарет:
— Можно закурить?
Хомма молча кивнул. Зажигалка Кураты долго описывала круги вокруг сигареты «Майлд сэвен». Только сейчас Хомма заметил, что у его собеседника трясутся руки.
— Вы, наверное, тоже многое пережили?
Парень кивнул. Ему наконец-то удалось прикурить, и теперь он нервно вертел зажигалку в пальцах.
— Сын владельца гостиницы, где работала Кёко, мой друг. Он нас и познакомил. Говорил, что добрая, работящая и к тому же красавица. Именно такой она и оказалась.
Сын местного богача и официантка маленькой гостиницы. Вначале Курата, наверное, не воспринимал их отношения серьёзно. Хомма решил обиняком это выяснить. В ответ молодой человек впервые застенчиво рассмеялся:
— Вы правы, сначала я думал лишь немного поразвлечься.
Но со временем его чувства к Кёко переменились.
— Мне захотелось полностью обладать ею, — добавил Курата через некоторое время.
— Ну конечно, такая красавица! Да к тому же не глупа…
— Да… Но дело не только в этом. Красавиц и кроме неё много. Просто, когда я находился рядом с Кёко, у меня появлялось такое чувство, словно я — состоявшийся человек. Я ощущал уверенность в себе. Я знал, что она во мне нуждается. Мне хотелось защитить Кёко. Вы не думайте… я сейчас говорю чистую правду.
Хомме вдруг вспомнился Курисака и то, как он рассказывал про Кёко. На него она оказывала точно такое же действие! Пока они встречались, инициативой в их отношениях обладал Курисака. Несмотря на то, что родители были против их брака, он всё-таки обручился с Кёко. Это случилось потому, что парень этого хотел. Даже когда он узнал о её банкротстве и испугался, он не сразу сказал об этом Кёко, а сперва сам решил выяснить, откуда появилась «ложная информация». Вот ведь дипломат!
Наверное, в Кёко Синдзё есть что-то такое, что вызывает у мужчин желание уберечь её и оградить от невзгод. Эта женщина обладает каким-то хрупким очарованием, которое побуждает окружающих утешать её в несчастье и помогать в нужде.
Вообще, Кадзуя Курисака и Ясуси Курата во многом похожи: оба из благополучных семей, хорошо учились в школе, слушались родителей, дорожили общественным мнением. Внешность у обоих приятная, да и интеллектуальный уровень выше среднего. Но и у этих воспитанных молодых людей в глубине души таится мятежный дух. Только протест свой они выражают не спонтанным насилием, как какие-нибудь хулиганствующие подростки. Эти молодые люди нуждаются в ком-то, кто смягчил бы их ненависть к всесильным и уважаемым родителям, обеспечившим сыновьям счастливое детство и проложившим для них рельсы в счастливое будущее. Они осознают, что в честном соревновании им никогда не обогнать родителей, зато присутствие такой женщины, как Кёко, даёт чувство уверенности. Разве не так?